Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— Они занимают не много места, но я с ними не расстаюсь. Когда я строил дом, то сделал тайники. Тебе я могу рассказать, ты не разболтаешь. У меня один тайник наверху, и второй — здесь. Их сам черт не найдет.
— А если твой жилец на втором этаже ощупает стены?
— Он ничего не найдет. Тот тайник пуст, но и его он ни за что не отыщет. Каменщик, который делал его, давно умер, а я своего секрета никому не открою. И тебе не скажу.
— И хорошо сделаешь!
— Это не оттого, что я тебе не доверяю, а из принципа. Никто, кроме меня, не увидит мое золото, мои вещи и мои документы. Я ревную к своим сокровищам так же, как ревновал бы к жене, если бы она у меня была, а может быть, и больше. Если бы ты знал, с каким удовольствием я каждый вечер, прежде чем лечь спать, рассматриваю свои сокровища, ты бы понял, почему я всегда ночую дома.
— Я это очень хорошо понимаю и удивляюсь: как же тебе вздумалось жениться?
— Так, фантазия… Мне хотелось иметь сына, чтобы было кому оставить состояние…
— Разве у тебя нет родных в Иль-де-Франс?
— У меня никогда их не было, слава богу! Меня нашли под кокосовым деревом.
— Повезло же тебе! У меня есть родные… где-то в Бретани… Только они никогда не вспоминали обо мне. Скажи, а твое наследство пойдет в казну?
— Мой дом — да, если я не напишу завещание. А остальное не достанется никому! Если только, — с насмешкой прибавил Мотапан, — ты не купишь мой дом и не велишь его сломать, чтобы найти спрятанное.
— Я никогда не буду настолько богат, чтобы сделать это. К тому же я, наверно, умру первый.
— Женись и передай этот секрет своим детям.
— С удовольствием, — сказал Жиромон, смеясь. — Найди мне невесту с хорошим приданым и не слишком уродливую. Только не графиню: она за меня не пойдет.
— У меня есть одна на примете. Что ты скажешь о девушке, отец которой составил себе состояние торговлей москательными товарами?
— Москательными или другими — все равно, лишь бы у него были денежки.
— И лишь бы он не собирал о тебе сведений.
— О! Я скажу, чтобы он отправлялся за ними в Китай, и он поймет, что это слишком далеко.
— Я думаю, что Бульруа ни о чем не спросит. Остается узнать, понравишься ли ты его дочери Эрминии.
— Постараемся, — скромно сказал Жиромон, раздувая потухший кальян.
— А ты уверен, что я один знаю о твоей прошлой жизни? — спросил барон после небольшой паузы.
— Те, кто меня знал, если и остались в живых, думают, что я или утонул, или повешен. Раньше я всегда назывался вымышленным именем. Ах! Черт побери! Я забыл! В Париже есть человек, который видел меня в Сайгоне.
— Жаль!.. Кто он?
— Отставной лейтенант с корабля «Юнона», Куртомер.
— Куртомер! — воскликнул Мотапан. — Ты знаешь этого человека?
— Я знаю его очень хорошо, — ответил Жиромон, удивляясь словам друга. — Он оказал мне большую услугу. Меня взяли на джонке… Я тебе рассказывал эту историю. Куртомер командовал канонерской лодкой, которая нас захватила… Вместо того чтобы меня повесить, он защищал меня перед морской комиссией.
— Это не доказывает, что он поверил в твою невиновность. И этот господин видел тебя здесь?
— Да, вчера: я завтракал рядом с ним в одном ресторане. Потом мы разговорились, и я напомнил ему, как он меня спас.
— Ты, верно, перебрал? Зачем было выдавать себя?
— Признаюсь, я сразу понял, что сделал глупость, потому как он отнесся ко мне очень дурно. Он всячески старался показать, что я ему неприятен.
— Черт тебя возьми! Да ты знаешь, кто это?! Родственник того следователя, который меня сегодня допрашивал. Надеюсь, ты хотя бы не сказал твоему лейтенанту, что знаешь меня?
— Сказал. Я не подозревал, что это будет тебе неприятно.
— Как! Ты встречаешь офицера, который захватил тебя вместе с пиратами, и называешься моим другом! С какой стати?
— Но… он держался так надменно …
— Еще бы! Хорошее мнение он должен иметь о тебе!
— Вот я и хотел показать, что у меня в Париже есть знакомый, занимающий высокое положение.
— Не знал, что ты такой болтун! Конечно, я нисколько не боюсь этих Куртомеров — и моряка, и следователя, но тебе надо было держать язык за зубами! С тех пор как я оставил прежние дела, я всегда был осторожен. Даже одно слово иногда обходится слишком дорого. А сейчас я вынужден особенно остерегаться. А что ты сказал ему обо мне?
— Ничего… Когда я произнес твое имя, подошел его друг и увел его. Но даже если бы я не сослался на тебя, он все равно узнал бы, что я с тобой знаком. Сегодня утром он видел, как я разговаривал с твоим консьержем. Я привык подниматься на рассвете и не знал, что ты не встаешь до полудня. В десять я пришел, чтобы позавтракать с тобой, но консьерж сказал, что ты не принимаешь. Он добряк и очень тебе предан!
— Да, я избавил его от нищеты и доверяю только ему… Но расскажи о Куртомере!
— Ну, пока мы с Маршфруа говорили — какие у парижан смешные имена! — мимо прошел этот офицер… Он спускался по лестнице.
— И узнал тебя?
— С первого взгляда! Он искоса посмотрел на меня, и я сказал ему, что пришел к тебе.
— Ну вот! Только этого не хватало!
— Друг мой, я ничего от тебя не скрываю — я хочу, чтобы ты это знал. Я даже спросил его, не от тебя ли он идет. Хотя это было глупо, потому что Маршфруа сказал, что ты никого не принимаешь.
— Что же тебе ответил Куртомер?
— Он сказал, что бывает только у своих друзей. И каким тоном! Это надо было слышать! Я хотел его проучить, но он ускользнул.
Мотапан не ответил. Он налил себе полный стакан рома и выпил залпом — так он подбадривал себя в трудных ситуациях.
— Будь я злым человеком, — сказал барон, — я наказал бы тебя за то, что ты суешься в мои дела. Но я не забуду нашего прошлого, и если ты пообещаешь впредь этого не делать…
— Пусть меня вздернут на мачте, если я произнесу о тебе еще хоть слово! Я буду нем как рыба! А у тебя были стычки с лейтенантом?
— Не то чтобы стычки — я с ним не общаюсь, хотя вижусь часто. Но я уверен, что он принадлежит к партии Кальпренедов.
— Кальпренедов? Не знаю, кто это.
— Моего вора зовут Жюльен де ля Кальпренед.
— Ох уж эти парижские имена!
— Отец его — граф. И Куртомер тоже граф или что-то в этом роде. Кроме того, он приятель Дутрлеза, который снимает у меня квартиру и будет давать показания об ожерелье, потому что это он невольно навел меня на вора.
— Стало быть, он не с этими Каль… Коль… Не могу выговорить…
— Напротив, подозреваю, что он станет их защищать… Так что, вероятно, Куртомер шел от него, а может быть, и от графа. А это гораздо хуже, потому что следователь — его родственник. Я даже уверен, что Куртомер уже говорил с ним, после чего тот посоветовал мне забрать жалобу. Не удивлюсь, если именно Куртомер принес ему ожерелье… Да, именно так! Кальпренед-отец нашел его в комнате сына, позвал к себе красавчика лейтенанта и попросил передать вещь своему родственнику — следователю. Жиромон, я тебя прощаю: благодаря тебе я теперь вижу этих людей насквозь.
